Рулевые катастрофы
Историк Павел Аптекарь опровергает мифы о причинах поражений Красной армии в начале Великой Отечественной войныЮбилей Победы – удачный момент для формирования или переформатирования коллективной исторической памяти. Накануне 70-летия завершения Великой Отечественной войны телеканалы, газеты и интернет-СМИ публикуют обширные серии статей и передач о великом и трагическом периоде нашего прошлого. Некоторые из них перешли на конвейерное производство материалов о войне в ущерб качеству. Журналисты и редакторы не всегда утруждают себя проверкой фактов, путают даты, номера частей, названия мест сражений и типы боевой техники. Нередко за уважение к прошлому и память о подвигах выдается тиражирование заблуждений, воспроизводство невежества и искажение фактов. На победной волне власти и СМИ озабочены воспроизводством старых и генерированием новых легенд о войне.
В цикле «Война и миф» «Ведомости» попытаются отразить наиболее острые проблемы истории Великой Отечественной. Первая статья – о причинах тяжелых поражений первых месяцев войны.
Мифологические причины поражений
Предвоенный период и история первых месяцев войны искаженно отражаются в историческом сознании. Причина отчасти в катастрофическом развитии событий лета 1941 г., которое с трудом укладывается в рамки традиционного восприятия истории. Мифы и легенды массового сознания призваны смягчить ощущение трагедии страны и миллионов маленьких трагедий отдельных граждан и семей.
Цель попыток мифологизации истории властью иная: дать простые ответы на сложные вопросы о причинах катастрофы, объяснить ее одним или несколькими яркими, но второстепенными факторами, отвлечь и переключить внимание людей от ответственности государства и его руководителей за то, что страна оказалась на грани гибели.
В тяжелейшем начале войны и последующем воссоздании армии и военно-экономического потенциала проявились недостатки и преимущества советского государства, особенности умонастроений того периода. Мифы, объясняющие катастрофическое развитие событий летом 1941 г., можно разделить на две ключевые группы: 1) советская легенда о превосходстве нацистской армии (прежде всего численном и техническом), 2) длительное и пагубное воздействие внезапности нападения на Красную армию.
Постсоветские легенды утверждают, что СССР сам готовился напасть на Германию и подготовил для будущего наступления необходимые ресурсы (в том числе значительное превосходство в боевой технике), но Гитлер и его генералы опередили Сталина на считанные недели и опрокинули готовившуюся к наступлению, а не к обороне Красную армию. Ряд авторов утверждают, что утрата громадной территории и огромные потери личного состава (особенно пленными) и боевой техники – результат пассивного сопротивления народа, не желавшего сражаться за государство.
Легенда о слабости
Миф о техническом превосходстве нацистов противоречил знаменитому тезису «советское – значит отличное», но агитаторы и пропагандисты быстро нашли объяснение: у Красной армии не хватало современной техники, превосходившей немецкие танки и самолеты. Что же было в действительности?
Сильной стороной советского руководства было умение изыскать любыми способами – вплоть до миллионов голодных смертей – необходимые ресурсы и сосредоточить их для выполнения важной задачи, будь то производство военной техники, строительство железной дороги в Заполярье или производство ширпотреба. Проблемы возникали с эффективностью применения произведенной продукции и ее обслуживанием, с профессионализмом персонала. Невыполнение плана в одной отрасли – например, в выплавке чугуна и производстве электроэнергии – порождало эффект домино в технологически связанных с ней сферах, включая военную промышленность.
Гигантомания предвоенного периода породила диспропорции развития и укомплектования, когда колоссальные объемы производства одних видов продукции порождали нехватку деталей, обеспечивавших бесперебойную работу и эффективное применение сложных агрегатов и машин. В стране не хватало покрышек и горючего для автомобилей, запчастей для станков и паровозов.
Красная армия накануне войны превосходила противника по численности танкового парка. На 1 июня 1941 г. в приграничных округах числилось более 10 500 танков (по другим данным – 11 000) против 3900 танков и самоходных орудий нацистов и их союзников. Даже если вычесть небоеспособные из-за изношенности и вооруженные только пулеметами танки-амфибии, Красная армия превосходила противника по числу танков. Количество боевых машин новых типов: Т-34 и КВ с мощными пушками было примерно равно числу немецких Pz-III и Pz-IV. Однако не хватало запасных частей для старых и новых танков. Например, в 1934–1940 гг. Кировский завод выпустил 503 средних трехбашенных танка Т-28, а комплектов запчастей для них всего 89 (Максим Коломиец. Сухопутные линкоры Сталина. М., 2009). Советские танковые и мотострелковые дивизии, начиная марш в район боевых действий, оставили в своих парках от 10 до 25% своих танков (Андрей Уланов, Дмитрий Шеин. Порядок в танковых войсках? Куда пропали танки Сталина? М., 2011).
Еще одна мало известная, но важная деталь, повлиявшая на исход сражений лета 1941 г.: катастрофический недостаток бронебойных снарядов для 76-мм танковых пушек, которыми оснащались новые КВ и Т-34, а также Т-28 и пятибашенные Т-35. Их наличие в механизированных корпусах составляло всего 3% (три!) от необходимого. В случае встречи с немецкими танками наши танкисты вынуждены были стрелять фугасными снарядами или шрапнелью на удар и таранить уступающие им по массе и прочности брони немецкие и чехословацкие танки. Сравнение новых советских самолетов и танков с волшебным мечом-кладенцом, способным поразить врагов с минимальным ущербом для экипажа, – большое преувеличение. Как и любая новая, неотработанная техника, они страдали массой «детских болезней»: затрудненным переключением передач, частыми поломками отдельных механизмов, отказами вооружения. Экипажи далеко не всегда были хорошо подготовлены к управлению и обслуживанию новой техники. Как следствие, значительную часть боевой техники в первые месяцы войны Красная армия потеряла из-за недостатка запчастей, несвоевременного поступления горючего, недостаточной квалификации экипажей и ремонтников.
Не было у нацистов и их союзников превосходства в количестве и качестве артиллерии, за исключением зенитной и противотанковой. Однако большое число противотанковых и зенитных пушек позволило германской армии справиться с превосходством советских войск в танках и самолетах.
Качественное (но не количественное) превосходство противника наблюдалось в авиации. Подавляющее большинство советских самолетов старых типов уступали немецким в скорости и вооружении. Проблема усугублялась чрезмерным сосредоточением истребителей и бомбардировщиков на небольшом количестве известных немцам посадочных площадок из-за масштабного строительства аэродромов. Несколько крупных аэродромов, на которых находилось более 400 истребителей, располагались в пределах досягаемости дальнобойной артиллерии противника. Но даже потеря 1200 самолетов на приграничных аэродромах в первый день войны не означала достижения немцами решающего превосходства и тем более господства в воздухе. Авиация приграничных округов насчитывала к началу войны более 7100 самолетов против примерно 3500 немецких и около 250 румынских (Дмитрий Хазанов. Сталинские соколы против люфтваффе. М., 2010). Уже в первые дни боев к ВВС приграничных округов присоединилось около 1400 дальних бомбардировщиков (один из них, сбитый 26 июня 1941 г., капитан Николай Гастелло направил на колонну вражеской техники), а также авиация Балтийского, Черноморского и Северного флотов (около 1300).
Не следует преувеличивать и значение фактора внезапности в поражениях летней кампании 1941 г. Разгром приграничных округов не был обусловлен первым сильным ударом по советским войскам. Далеко не все гарнизоны Красной армии в Прибалтике, Западной Украине и Западной Белоруссии подверглись бомбардировке и артобстрелам в первые часы войны, как это случилось с 6-й и 42-й стрелковыми и 22-й танковой дивизиями в Бресте. Многие части и соединения за дни или считанные часы до рассвета 22 июня заняли позиции по плану прикрытия в приграничных районах, поэтому бомбы и снаряды нацистов разрушили уже покинутые казармы и парки боевой техники. Наконец, странно объяснять внезапностью окружение советских армий под Смоленском в июле, под Уманью и в районе Луги в августе 1941 г.
Миф «превентивной войны»
Упрощением и примитивизацией будет и объяснение разгрома советских приграничных округов их неготовностью к обороне перед «превентивным ударом» германской армии или нежеланием красноармейцев воевать. Готовился ли СССР атаковать Германию? Вероятно, да, но точно не планировал это летом 1941 г. Опубликованные планы стратегического развертывания, где говорится о наступательных операциях, – один из вариантов боевых действий. Доводов против первого удара со стороны СССР больше. Согласно директивам Генштаба, переброска армий из внутренних округов к границе должна была завершиться к июлю, постройка узлов и линий связи – к осени (1941 год. Уроки и выводы. М., 1992).
Гипотетическое наступление Красной армии в июле-августе означало бы, что в бой пошли новобранцы весеннего призыва и сотни тысяч резервистов, ранее не служивших в вооруженных силах и в лучшем случае успевших окончить курс молодого бойца. Лето – наилучшее время для освоения новой боевой техники и вооружения, которые поступали в войска. Большинство механизированных корпусов, которые могли стать ударной силой, были слабо укомплектованы техникой и личным составом. Штатная численность мехкорпуса образца 1941 г. – 1031 танк. Из 20 механизированных корпусов полностью укомплектованы танками были только три, 10 имели менее половины танков, из них шесть – менее трети (Евгений Дриг. Механизированные корпуса РККА в бою. М., 2005). Начинать по собственной инициативе войну недоукомплектованной армией против сосредоточенного на границах вермахта с его высоким боевым духом и опытом побед было бы недальновидно.
Наконец, «план Барбаросса» начал создаваться через месяц после разгрома Франции, 21 июля 1940 г., и сообщения о военных приготовлениях СССР вряд ли играли важную роль в его разработке и дополнении.
Итак, Германия и ее союзники имели существенное превосходство в численности личного состава над Красной армией – 5,5 млн человек против 2,9 млн. Из них в приграничных районах находилось 3,6 млн против 2,2 млн соответственно. Еще один важный фактор успеха немецкой армии летом – значительное преимущество в подвижности. Против 500 000 автомобилей армии приграничные округа имели 148 000 – в 3,3 раза меньше, похожая ситуация была с тягачами для буксировки артиллерии и эвакуации поврежденных танков (Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии. 1933–1945. М., 2003). Это неудивительно: производство грузовых автомобилей в СССР в 1938–1940 гг. снизилось со 182 000 до 136 000 (Автомобили страны Советов. М., 1983). Недостающие машины и тракторы планировалось отправить в армию во время мобилизации, но далеко не все дивизии получили положенный им по штату транспорт.
Летом 1941 г. советские механизированные корпуса вступали в бой без поддержки пехоты и артиллерии, отставших на марше из-за недостатка машин и тягачей, и малой скорости имевшихся машин. Неподготовленные атаки на немецкую пехоту, научившуюся отражать контрудары французских и британских танков в кампании 1940 г., редко приводили к успеху и значительно чаще – к большим потерям.
Говорить о слабом сопротивлении Красной армии, массовой добровольной сдаче в плен и ничтожных потерях вермахта в первые месяцы войны (весьма распространенный миф) тоже не приходится. Начальник генштаба германской армии Франц Гальдер в дневнике пишет об упорном и даже «фанатическом» сопротивлении советских дивизий в первую неделю войны. Сотни тысяч пленных – это результат окружений многочисленных группировок Красной армии под Белостоком и Минском и прорыва 4-й танковой группы к Двинску (Даугавпилсу), когда противостоящие нацистам боевые части оказались без тяжелого вооружения и боеприпасов. В кольце оказались тысячи солдат и командиров частей обеспечения и тыла, которые не были обучены ни непосредственному участию в боевых действиях в качестве пехотинцев, ни тем более обороне, прорыву через боевые порядки танковых соединений вермахта. Фактов добровольной сдачи в плен и даже перехода на сторону немецкой армии нельзя отрицать: они в большом количестве отмечались в дивизиях Прибалтийского округа, переформированных из соединений бывших литовской, латвийской и эстонской армий. Еще одна важная деталь: процент безвозвратных и санитарных потерь германской армии в июне – августе 1941 г. был сопоставим с аналогичными показателями в ходе кампании в Западной Европе. Можно по-разному оценивать этот факт, но французская армия и британские экспедиционные войска были полностью отмобилизованы к моменту гитлеровского вторжения в мае 1940 г., а уровень их моторизации превосходил Красную армию.
Где ошиблись
Трагедия лета 1941 г. стала следствием серии стратегических ошибок советского руководства в политической, военной и экономической сферах. Лидеры страны (по крайней мере до начала советско-финляндской войны 1939–1940 гг.) были уверены в прочности обороны, не всегда учитывая текущий уровень укомплектования и оснащения армии, характеристики боевой техники. А военное командование нередко планировало развитие армии, исходя из собственных представлений о возможностях ее вооружения и оснащения, не считаясь с возможностями промышленности и потребностями народного хозяйства.
Приоритет в развитии индустрии отдавался не Уралу и Сибири, недосягаемым для войск и авиации главного потенциального противника, а менее удаленным от границы районам. В частности, в 1929–1937 гг. более половины капвложений в черную металлургию (3,2 млрд из 6 млрд руб.) получили предприятия юга Украины. Промышленная база на востоке получила 2,2 млрд руб., предприятия в центре страны – 624 млн. В результате в оккупации оказались территории, где производилось 71% чугуна, 58% стали, 63% угля, 57% тракторов (Народное хозяйство СССР в Великой Отечественной войне. 1941–1945. Статистический сборник. М., 1990).
Еще одним просчетом стратегического планирования было многоэшелонное построение войск приграничных округов. Оно исходило из предположения, что война начнется сражениями в предполье, в ходе которых соединения прикрытия несколько дней смогут обеспечить сосредоточение главных сил. «Нарком обороны и Генштаб считали, что война <...> должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений», – писал впоследствии маршал Георгий Жуков. Опыт немецкой кампании на Западе 1940 г. не изменил это построение. В отличие от германской армии, сконцентрировавшей главные силы 190 дивизий в первом эшелоне, советские войска были разделены на три примерно равные части. Шестьдесят три дивизии дислоцировались в приграничных районах, 51 – во втором эшелоне, 45 находились в глубине территории, в резерве округов, 11 – в распоряжении Ставки главного командования. Германская армия получила возможность наносить поражение советским войскам по частям, не дожидаясь подхода главных сил и резервов из глубины страны.
Направление строительства вооруженных сил, стратегическое планирование их развития резко менялись в зависимости от реакции политического и армейского руководства на военные события в мире. Это особенно ярко проявилось в ВВС, где в 1940 г. были расформированы уникальные авиационные объединения – Армии особого назначения, в которых были сосредоточены дальние бомбардировщики, истребители сопровождения и разведчики, а затем созданы дальнебомбардировочные авиакорпуса. Такая же ситуация наблюдалась в бронетанковых войсках. В конце 1939 г. по итогам похода в Западную Украину и Белоруссию и начала советско-финляндской войны были ликвидированы созданные еще в середине 1930-х гг. танковые корпуса. Однако уже летом 1940 г. началось формирование девяти, а с февраля 1941 г. еще 20 механизированных корпусов, которые по численности боевой техники (более 1000 танков) значительно превосходили расформированные танковые корпуса и были громоздкими, несбалансированными и недостаточно управляемыми. Для их укомплектования были расформированы десятки танковых бригад и отдельных танковых батальонов, что негативно сказалось на взаимодействии и боевой подготовке танковых соединений.
Дело не только в мехкорпусах: к лету 1941 г. немецкая армия была лучше подготовленной, управляемой и более сбалансированной по соотношению родов войск, чем Красная армия. Кроме того, в начале 1930-х и в период Большого террора она потеряла значительную часть кадров, в том числе старшего и высшего командного состава, включая десятки командиров, неплохо узнавших тактику немецкой армии в период интенсивного советско-немецкого военного сотрудничества 1920-х – начала 1930-х гг.
Готовясь к масштабной войне, политическое и военное руководство нередко отдавало приоритет количественному увеличению армии в ущерб качеству и обеспечению имеющихся частей боевой техникой и вооружением, обучению личного состава. Это подтверждается снижением лимита горючего на обучение пилотов и танкистов. В приграничных округах на 832 танка Т-34 к началу июня имелось всего 150 подготовленных экипажей. Средний налет на одного пилота в Прибалтийском особом военном округе за три месяца 1941 г. составлял около 15,5 часа, в Западном и Киевском округах – всего 9 и 4 соответственно (Дмитрий Хазанов. Сталинские соколы...).
В предвоенный период было допущено немало внешнеполитических просчетов. Официально считается, что заключенный в августе 1939 г. пакт Молотова – Риббентропа позволил укрепить обороноспособность СССР, в том числе отечественный военно-промышленный комплекс, и увеличить производство военной продукции. По торгово-экономическим соглашениям между СССР и Германией, заключенным в 1939–1940 гг., стоимость советского экспорта в Германию превысила стоимость импорта на 160 млн марок (впрочем, СССР не расплатился за последние немецкие поставки на сумму около 70 млн марок). СССР получил из Германии большое количество металлорежущих станков, необходимых в промышленности, в том числе оборонной. Однако Германия также извлекала немало экономических выгод из соглашения. Она получила из СССР важнейшее стратегическое сырье: нефть, железную руду, никель, марганец и хром, а также зерно, хлопок и другие товары (В. Я. Сиполс. Торгово-экономические отношения между СССР и Германией в 1939–1941 гг. в свете новых архивных документов // Новая и новейшая история. № 2. 1997). СССР предоставил Германии возможность для транзита каучука, что имело для нацистов критически важное значение до начала производства искусственного каучука.
Как указывал немецкий историк Мюллер-Гиллебранд, поставка 620 000 т нефти из СССР и 1 млн т из Румынии позволила нацистам создать запасы топлива, обеспечившие танковые войска во время блицкрига в мае – июне 1940 г. Поворот нацистской агрессии на Запад позволил нацистам летом 1940 г. получить контроль над промышленностью развитых европейских стран – Франции, Бельгии и Нидерландов – и нарастить выпуск военной продукции. К лету 1941 г. французским автотранспортом и тягачами были оснащены в общей сложности 92 дивизии германской армии из 190 участвовавших во вторжении. СССР продолжал поставки сырья и материалов Германии вплоть до 22 июня 1941 г.
Ценой этих ошибок стало тяжелейшее поражение Красной армии летом 1941 г., колоссальные потери в живой силе и технике, утрата огромных территорий. Война, которая рисовалась советскими пропагандистами как праздник и увлекательное приключение, обернулась угрозой самому существованию многих народов нашей страны. Вопросы истории неизбежно заставят задуматься о правильности многих нынешних политических и экономических решений.
Часто говорится, что история не знает сослагательного наклонения. Но, вероятно, Советский Союз имел шанс изменить ход Второй мировой войны, если бы Красная армия начала войну с Германией в середине мая 1940 г. и нанесла удар, когда нацистская армия и все ее подвижные соединения были заняты во Франции. Такой ход означал бы нарушение договора с нацистами и не обещал бы быстрой победы. Однако тогда Германии пришлось бы спешно перебрасывать войска из Франции в Польшу и Румынию, чтобы защитить нефтепромыслы. Война на два полноценных фронта началась бы для нацистов на четыре года раньше.
Автор – историк, обозреватель «Ведомостей»